«The Power of Three»

[Elizabetha]

Боже мой, Я ДОПИСАЛА!!! Не могу выразить радость от созерцания статуса "закончен" на фикбуке!

: Сила Трех на дайри.ру.
Апд.: продолжение в комментариях.

Автор: Гамбетта Французская ( Elizabetha).
Название: The Power of Three («Сила Трех»).
Фильмы и сериалы: «Тор», «Пустая корона», «Ваше высочество», «Белоснежка и Охотник».
Категория: джен, гет.
Жанр: кроссовер.
Рейтинг: PG-13 — R за кровь.
Размер: в процессе.
Пейринги: основной — Тор/Джейн, они же Охотник/Изабелла, а также Генрих V (Локи)/Равенна.
Дисклеймер: все не мое, кроме вторичной истории, а вдохновлялась я своим собственным клипом, который лежит здесь.
Саммари: сначала это была просто история о любви и предательстве, классический любовный треугольник. Но постепенно чувства героев окрепли, появились полутона и оттенки, и сами собой сложились более замысловатые фигуры. Прочно оплели их нити прошлых жизней, не позволяя судьбам разойтись. Так родилась новая история — о могущественной магии, о дружбе, верности и прощении.

Глава первая. Все имеет свое начало

Глава первая. Все имеет свое начало

В этот день на поле битвы яблоку негде было упасть. Конское ржание заглушало крики людей, в ушах глухим эхом отдавался свист стрел, и каждая могла стать для кого-то роковой. Звенела сталь, и мечи уже давно не сияли тем благородным светом, о котором поют в балладах. Зато на клинках все множились отметины от крови, внутренностей и порванных сухожилий.
Король Генрих Английский обернулся именно в тот момент, когда вражеское копье вонзилось в щит герцога Хаммонда. Это ненадолго задержало врага, и герцогу как раз хватило времени вспороть противнику живот. Что-то бесформенное вывалилось на землю, а следом рухнуло и само тело.
— Берегись! — закричал Генрих. Хаммонд успел перехватить удар следующего противника и поразил того из-под руки.
Генрих скорее почувствовал, нежели увидел приближение своего собственного врага. Пятьсот какого-то за этот день. Этот парень хотел раскроить ему череп, но промахнулся и оставил глубокую вмятину на наплечнике. Король зашипел. Ударил в ответ, почти не заметив, что клинок рассек артерию на шее врага. Теплые темные капли брызнули на лицо, и Генрих едва успел смахнуть их, прежде чем принять удар другого неприятеля.
Гербы благородных домов — на знаменах, доспехах, лошадиных попонах — мелькали перед глазами и в конце концов все равно сливались в одно красное пятно. Разница была лишь в том, на какой стороне сражался тот или иной удалец, ставший теперь трупом. Но и эта разница уже была не важна — смерть уравняла их всех.
Медленно, так медленно, как стекает по лезвию сгустившаяся кровь, — но поле пустело. Становилось все меньше живого вокруг, и оттого казалось громче довольное карканье ворон. Хороший же пир им предстоит ночью.
Последний противник словно сам напоролся на меч. Клинок вошел в тело по самую рукоять. Почти изящно, если бы не хлюпанье, которое Генрих услышал, вытаскивая оружие из поверженного врага.
Король медленно повернулся. Он знал, что, отняв столько жизней за один день, он сам теперь похож на покойника и его глаза сейчас мало чем отличаются от глаз мертвецов. Все же у Генриха хватило сил провести полуживым взглядом по линии горизонта. Серые тучи кое-где скрывали ее, но все-таки она была «где-то там», и можно было спокойно смотреть вдаль, не опасаясь вражеского удара. Все, теперь действительно все.
Каким-то чудом он удержал меч в руке и остался стоять на ногах. А так хотелось просто упасть в траву, прямо здесь, в нескольких шагах от трупов, крови и смрада. Только бы выспаться, и больше он ни о чем не мог мечтать. Но мечты — удел простых смертных, а никак не королей. Поэтому Генрих собрал волю в кулак и двинулся к герцогу Эксетеру. Нужно поручить ему узнать число погибших с обеих сторон. Генрих и без пересчета видел, что погибших французов намного больше, но павшие англичане то и дело попадались ему на глаза, и молодому королю казалось, что его потери также огромны.
— Сир! — услышал он голос герцога Хаммонда.
Герцог стоял возле одной из крытых повозок, в которых обычно перевозили продовольствие. Один из солдат уже сбил замок и теперь открывал дверь.
— Что там? — спросил Генрих, приблизившись.
— Кто, — уточнил герцог. — Пленница.
Он отошел в сторону, и Генрих заглянул внутрь повозки.
Пленница была молода и хороша собой. Под темным плащом угадывалась стройная фигура, а красоту длинных золотых волос не могла скрыть даже дорожная пыль. Но главным в женщине были ее глаза. Голубые, ясные, чистые, как глубокое озеро или безмятежное море. Вот только взгляд был испуганным, как у загнанной лани. Пленница дрожала, и ее грудь вздымалась часто и прерывисто.
— Как вас зовут, миледи?
— Равенна, сир, — ответила она едва слышно.
— Не бойтесь, миледи. Вы в безопасности. «И я сделаю все, чтобы так было всегда. Я буду оберегать и защищать вас, и вы никогда не будете ни в чем нуждаться», — подумал Генрих, протягивая женщине руку. Холодные пальцы Равенны коснулись его ладони, губы тронула робкая улыбка, и молодой король понял, что его сердце сдалось. Просто так, без боя и сопротивления. Равенна вышла из повозки, и само солнце померкло перед ее красотой. Тогда Генрих понял еще одну важную вещь: до встречи с этой женщиной он ничего не знал о любви и о чувствах вообще. Зато теперь он точно знал, кто будет его королевой.
***
В тот же день на совете Генрих объявил о своем решении покинуть Францию и вернуться в Англию. Военачальники, особенно герцоги Эксетер и Хаммонд, умоляли его не делать этого: почти разбитые французы отступают; если дать им хотя бы месяц передышки, они восстановят силы и Англия потеряет преимущество. Но Генрих был непреклонен. Единственное, на что его удалось уговорить, — оставить во Франции половину войска под предводительством герцога Йорка. Но, как только разговор коснулся причины возвращения, король без лишних слов всех прогнал. И не то чтобы слова были необходимы, ведь все было понятно еще там, на поле боя: Генрих влюбился, безудержно и неотвратимо. Вопросы вызывало то, что он ослеп от этой любви. Для него будто перестали существовать все люди, кроме леди Равенны, и он ни о чем не мог думать, кроме как о свадьбе с ней.
— Сир, прошу вас, — герцог Йорк, все-таки осмелившийся задержаться в шатре, сделал нерешительный шаг к своему господину, — вы же ничего о ней не знаете. Неужели вы не видите, что она вас околдовала?
Генрих — нет, его величество король Англии — вскинул голову на своего вассала, и не было в царственном взгляде ничего доброго или хотя бы приветливого.
— Вы свободны, Йорк.
Оставшись в одиночестве, Генрих яростно ударил ладонью по подлокотнику. Потом сорвался с кресла, заменявшего в походе трон, одним движением сбросил со стола карту, перчатки, перо с чернильницей. Но и поднятый шум не отрезвил его. Нужно было признать, что в словах Йорка есть смысл. Равенна, кем бы она ни являлась, околдовала Генриха. Он пока еще понимал это, но ему уже не хватало воли прогнать ее. И пока он выплескивал свою бессильную ярость, чудовищный холод зверем полз к его сердцу, грозя убить и растерзать в мгновение ока.

Глава вторая. Да здравствует королева!

Глава вторая. Да здравствует королева!

Равенна внимательно смотрела на свое отражение. Долго присматривалась, потом не выдержала и прошлась пальцами по шелковым складкам платья — не помялось ли. Но все было безупречно, шелк нежно ласкал ее кожу и словно струился по ней живым золотом. Женщина дотронулась до нити ожерелья на шее. Оно лежало ровно, жемчужина к жемчужине, а самая крупная — точно над впадиной между ключицами. Последнее касание предназначалось сетке на волосах, сияющей так же ярко, как и сами золотистые пряди. Равенна удовлетворенно улыбнулась. Она была прекрасна.
— Вы прекрасны, миледи, — отозвалась служанка позади нее.
Равенна поймала в зеркале ее восхищенный взгляд и чуть усмехнулась смущению девушки, которая тут же потупилась и зарделась, как маков цвет.
— «Ваше величество», — мягко поправила Равенна. — Сегодня я стану твоей королевой.
— Да, ваше величество.
Будущая королева Англии кивнула своей подданной и приказала позвать пажей. Двое мальчишек в парадных костюмах явились тотчас же с тяжелым свадебным шлейфом в руках. Равенна улыбнулась шире, и, если бы слуги были внимательнее, они бы заметили, что в этой улыбке было гораздо больше злого тщеславия, чем радости и предвкушения праздничной церемонии. Но все они, ослепленные, покоренные красотой и очарованием Равенны, видели лишь то, что хотели видеть, — блистательную королеву, подобную солнцу.
Путь до собора был очень долгим. Или так показалось Равенне, которой на самом деле не терпелось выйти за Генриха. Она все понимала: и то, что, возможно, слишком спешит, и то, что не все приближенные ее будущего мужа такие дураки, как он сам. В конце концов, она тоже была воином и понимала, что победа в одной битве не означает победу в войне. Но, если уж она начала эту войну, самое время пообещать себе пойти до конца.
Выходя из кареты, Равенна незаметно тронула указательным пальцем левой руки правое запястье. Уловила биение своего сердца и произнесла несколько слов, после чего запястье обвила тонкая светящаяся нить. Она не задержалась надолго, растаяв через несколько секунд. Однако для молчаливой клятвы Равенне было достаточно и этих мгновений. Теперь отступать не только не имело смысла, но и было крайне опасно: нарушение магического обета во все времена каралось смертью.
Возле алтаря Равенну ждал Генрих. Молодой король смотрел на невесту так, как может смотреть только влюбленный мужчина. А она смотрела на него — и видела его земли, золото, власть и тысячи возможностей использовать все это по своему усмотрению.
— Ты прекрасна, — шепнул Генрих, когда она подошла. Но благодаря эху это услышали все. Пусть. Пусть все видят, слышат, чувствуют, что их король покорился ей.
— Благодарю, сир.
Грянул орган, зазвучали голоса хора, и церемония венчания началась. В эти немыслимо долгие минуты Равенна смогла до конца понять и осознать то, что давным-давно говорила ей мать. Важно правильно использовать время, любое время, ведь оно так быстротечно. На словах священника о благодати, любви и верности будущая королева украдкой скользнула глазами по гостям позади Генриха. Все, кроме герцога Эксетера и еще пары дворян, смотрели на нее, как на надежду всего мира. Эти же стояли с каменными лицами, будто хотели сейчас быть где угодно, только не здесь. Придумать для них что-нибудь изощренное или поступить так же, как обычно поступают со всеми недовольными, — этого Равенна не успела решить. Генрих, заметив, что она смотрит в его сторону, перехватил ее взгляд и одними губами произнес «Люблю тебя». Пришлось улыбнуться в ответ, и Равенна знала, что улыбка получилась вполне искренней: годы тренировок были потрачены не зря.
***
— Ее величество изумительна! Красива, умна, изысканна. Она станет прекрасной королевой.
— Наконец-то его величество нашел достойную избранницу!
— Она сделает его счастливым.
— Конечно. Вы только посмотрите на них! Они такая чудесная пара!
Равенна слышала эти и подобные фразы на каждом шагу. Свадебное пиршество было в разгаре, и все чествовали ее и Генриха. Все любили ее и были готовы жадно ловить каждое ее слово, исполнять любой ее каприз. Такого всеобщего внимания Равенна не чувствовала уже очень, очень давно, поэтому ей приходилось постоянно напоминать себе, что за каждым ее движением наблюдают. Не выдать бы себя, ведь магия не всемогуща. Один неосторожный взгляд — и наиболее сообразительные и проницательные могут что-нибудь заподозрить.
Проходя мимо одной из групп гостей, Равенна заметила Эксетера, чуть ли не единственного человека, на которого не действовали ее чары. Может, она плохо старалась?
— Прекрасный прием, дядя, — улыбнулась она, непринужденно беря его под руку.
— Я лишь пригласил актеров и певцов, ваше величество. Главная заслуга принадлежит принцу Джону.
— Но сейчас мне хочется сказать спасибо вам.
— За что? — герцог был явно удивлен. Не за актеров же королева его благодарит, в самом деле.
— За Генриха. Вы воспитали и вырастили его прекрасным человеком. Я не могу поблагодарить его отца, покойного короля, но есть вы. И я уверена, что мы с вами поладим.
— Буду рад служить вашему величеству, — сказал Эксетер чинно и уже хотел было откланяться, но Равенна не позволила.
— Ну что вы, дядя, я не хочу, чтобы мы общались таким образом. Мы ведь одна семья.
Что-то новое мелькнуло в глазах собеседника. Не догадка и не подозрение, а скорее заинтересованность, словно он заметил то, на что раньше не обращал внимания.
— Вы, ваше величество, совсем недавно в нашей стране и не знаете некоторых наших порядков. Позвольте пояснить: мой племянник — король, и я буду служить ему до конца своих дней. И, если так угодно Богу, я буду служить вам. С вашего позволения.
Герцог поклонился и отошел к гостям, а Равенна подумала, что, похоже, нашла при английском дворе достойного противника. Даже жаль, что скоро и он падет, как пали многие другие — не очарованные ею, так убитые. Всех людей в ее жизни ожидало одно из двух, и исключений пока не наблюдалось. Возможно, стоит все-таки для разнообразия оставить Эксетера в живых. Пусть помучается, глядя на гибель всего, что ему дорого.
— Моя королева, — услышала Равенна голос Генриха.
Едва она обернулась, как ее супруг легко подхватил ее и, нимало не смущаясь, закружил вокруг себя. Равенна звонко рассмеялась.
— Ваше величество! Что скажут придворные?
— Что я наверняка безумен. И они будут правы.
Генрих отпустил ее, но его глаза не отпускали ее ни на секунду. Столь искренние, столь светлые и счастливые, что, если бы Равенна давным-давно не разучилась любить, ее сердце растаяло бы от одного взгляда этих глаз.
— Я люблю вас, Равенна. Я хочу быть с вами в этот день и во все грядущие. До самой смерти.
— До самой смерти, — откликнулась она.
Король протянул ей ладонь так же, как в их первую встречу, и Равенна поняла этот жест. Молча приняв его, она последовала за своим супругом и господином в его покои. В их общие покои, напомнил внутренний голос. Теперь она и Генрих едины, что бы кто ни говорил и ни думал. И, даже когда ее замысел осуществится, эта связь не разорвется, потому что слова «до самой смерти» обладают собственной, очень сильной магией.
Камин согревал покои своим теплом, которое окутывало Равенну и чуть притупляло ее чувства. От вина ли, от тепла ли, но ей было уютно сейчас. Захотелось снять и прекрасный шлейф, и украшения, и золотое платье, чтобы супруг увидел ее всю, как она есть.
— Дорогая… — Генрих приблизился к ней сзади и помог распустить волосы. Больше не сдерживаемые сеткой, они свободно упали на плечи королевы светлым каскадом.
— Так мне нравится больше, — сказал король и жадно вдохнул аромат ее волос.
— Вы читаете мои мысли, ваше величество, — в свою очередь призналась Равенна.
— Меня зовут Генрих, любовь моя.
Их глаза встретились. Никаких слов больше не требовалось, потому что все опьянение страсти, все чувства и их оттенки, когда в мире не остается никого, кроме влюбленных мужчины и женщины, — передаются только взглядами и жестами. Несмотря на то, что Равенна не могла любить Генриха, несмотря на то, что все это лишь игра, несмотря на еще тысячу причин не позволять себе быть счастливой, в эту ночь она была счастлива. И в том же упоении счастья, когда король прокладывал влажную дорожку поцелуев по шее Равенны, королева выдохнула:
— Я заберу твою жизнь, мой господин. А потом заберу твой трон.
Равенна могла поклясться: Генрих даже не понял, что произошло потом. С ее губ, минуту назад шептавших любовные признания, сорвалось темное заклятие. Король начал таять на глазах, растворяться в воздухе, по-прежнему не понимая, как такое вообще возможно. Равенна смотрела на него, и чем бледнее становились очертания ее супруга, тем быстрее к ней возвращалась способность ясно мыслить. Страсть отступила, оставив приятную легкость в теле и осознание того, что это победа. Равенна снова победила. А о короле теперь можно не беспокоиться. Его во всех смыслах больше не существует.
Женщина еще какое-то время смотрела на пустое место рядом с собой. Потом поднялась с постели, подошла к столу и налила себе вина. Подняв кубок, ненадолго задумалась о тосте, но тщеславие и воодушевление победой сами подсказали ей правильные слова.
— Да здравствует королева!

Глава третья. В трактире «Кабанья голова»

Глава третья. В трактире «Кабанья голова»

То, что он очутился в злачном месте, Генрих понял, еще не открыв глаза. В нос ударил запах вина, пота и нечистот, слышно было, как о стол грохочет посуда, но слышнее всего была пьяная ругань, отчасти перебиваемая болтовней и выкриками.
Генрих необычайно тяжело разлепил веки. Голова гудела. Кажется, он лишился чувств после того, как Равенна что-то сделала с ним. Они были вместе, а после… Что же произошло после?
— Вставай! Чего разлегся? — высокий человек в переднике ощутимо пнул Генриха в бок. — А одежда твоя где? По пьяни растерял?
— Похоже на то, — все еще не до конца очнувшийся Генрих оглядел себя. На нем была только ночная сорочка, та же, что и в брачную ночь, да и она уже пропиталась грязью и запахами заведения. — Где я?
Его собеседник прыснул.
— Точно напился в хлам! Ты в «Кабаньей голове», приятель.
Генрих встал с пола и осмотрелся. Ему хватило секунды, чтобы удостовериться, что он действительно находится в трактире «Кабанья голова». Когда-то, будучи принцем, он проводил здесь почти все время. Значит, здесь должен быть хотя бы один знакомый ему человек.
— А где миссис Куикли? Мне нужно с ней поговорить.
Человек в переднике помрачнел, его плечи опустились.
— Моя жена умерла почти год назад. Что тебе за дело до нее?
— Хотел поговорить с ней, только и всего, — Генрих окончательно пришел в себя. Он медленно опустился на ближайшую скамейку, борясь с подступающей к сердцу тоской. Весть о смерти хозяйки трактира опечалила его и заставила вспомнить о былых временах. Тогда в его жизни существовали только плутовские проделки, кутежи с утра до вечера и пьяные песни. Все было проще, не то, что сейчас, когда он даже не может вспомнить, как очутился здесь.
Хозяин трактира склонился над ним.
— Эй, твое лицо мне знакомо. Я тебя знаю?
— Нет.
Это было правдой. Если они и виделись раньше, Генрих тогда был принцем Хэлом, который теперь существовал лишь в воспоминаниях. И людей, помнивших гуляку Хэла, с каждым годом становилось все меньше.
Генрих по-дружески хлопнул трактирщика по плечу.
— Окажи мне услугу. Поделись одеждой, пока я не найду свою.
— Хм. Ты мне нравишься, хоть и чудной. Ладно, пойдем. Бинс, пригляди тут!
Хозяин трактира кивнул слуге и повел гостя наверх, по пути бормоча про себя.
— Может, тебя раздели грабители? Но что с тебя брать-то? Из простых вроде. А, да, — он повернулся к собеседнику, — я Барни Смит.
— Гарри Лерой*, — незамедлительно ответил Генрих. Ему уже приходилось называться этим именем, разговаривая с простыми, и оно ему действительно нравилось.
В комнате Барни было на удивление опрятно и чисто. Солнечный свет в изобилии лился сквозь чистые стекла, на окнах висели белые занавески. Прямо напротив окна стоял грубо сколоченный деревянный стол и два стула по разные его стороны. Огромный шкаф, занимавший треть комнаты, был чуть приоткрыт, и в щель виднелись немногочисленные предметы одежды.
— Прошу, — Барни жестом указал на стул, а сам повернулся к шкафу и начал перебирать содержимое.
Генрих присел за стол и надолго замолчал. Он смотрел, как его новый знакомый выбирает для него одежду, но мыслями был далеко. Генрих пытался вспомнить, что произошло в ту ночь, но воспоминания обрывались на фразе Равенны. Она сказала, что заберет его трон. И как же она могла это сделать, не убив его? Только взяв в плен, однако и этого не произошло. Королева, видимо, приказала доставить его в трактир. Зачем? Во всем этом не было никакого смысла. И либо Равенна не так умна, как думает, либо, наоборот, обладает знаниями, которые выше обычной логики.
— Ну вот, готово, — произнес Барни и вытащил из шкафа на застеленную кровать рубаху, штаны, куртку и кожаный ремень. Тяжелые сапоги он поставил рядом. — Примеряй, парень.
Вещи оказались почти впору Генриху, только рубаха была немного велика.
— Спасибо, — сказал он, одевшись. — За гостеприимство и за вещи. Я этого не забуду.
Барни сердечно пожал его руку.
— Сейчас, в такие времена, мы должны помогать друг другу.
— В такие времена? — рассеянно повторил Генрих.
— Ну да. Черные рыцари ведьмы рыщут повсюду. Грабят и убивают, а недовольных казнят на площадях без суда. Вчера вон Дина и Вартхоу повесили.
— Подожди минутку… Когда все это началось?
— Да сразу, как исчез молодой король. Ты что, не знаешь? После свадьбы его никто не видел. Некоторые говорят, что он сбежал и где-то скрывается, другие — что ведьма держит его в заточении, а третьи поговаривают, что она и вовсе его убила. По мне, так скорее третье.
Трактирщик махнул рукой, сел на стул и отер краем передника выступивший на лбу пот. Широкий нос вдруг покраснел и хлюпнул, и Генрих увидел, что Барни чуть не плачет.
— Если бы король был жив, его друзья давно освободили бы его. А он освободил бы нас. Но о нем не слышно уже три месяца.
Генрих похолодел. Три месяца…
— Послушай, Барни, — произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал, — расскажи мне все.
Барни тяжело и прерывисто вздохнул.
— Принеси кубок. Там, в шкафу. И для себя что-нибудь.
Генрих молча повиновался. Старинный кубок, стоявший в шкафу на почетном месте, явно был гордостью хозяина и наверняка самым ценным предметом в комнате. Рядом с кубком обнаружились три кружки. Генрих взял одну. Обернувшись к Барни, он увидел, как тот достал с полки початую бутылку вина, возле которой стояли еще семь полностью опорожненных. Генрих горько усмехнулся.
Ему повезло с собеседником. Барни не стал задавать вопросов — может, потому что не был любопытным, но, скорее всего, ему просто давно хотелось выговориться.
Так Генрих узнал о том, что королева Равенна на самом деле ведьма. Ей служат молчаливые, как тени, черные рыцари, которые грабят страну и сеют повсюду ужас и страх. Простой народ спасается выпивкой, а почти все влиятельные дворяне уже мертвы. Остались лишь немногие, которые скрываются за стенами замка герцога Хаммонда.
— И королева не пытается покончить с ними?
— Они для нее не опасны. Что эта горстка храбрецов может сделать всесильной колдунье? Вот если бы нашелся тот, кто бы повел их за собой…
— Наш король.
Барни передернул плечом.
— Король мертв, забыл?
Генрих уже открыл рот, чтобы ответить, но с улицы раздался топот копыт и лязг доспехов.
— Это черные рыцари! — заорал кто-то в трактире. — Прячьтесь!
Кубок, который Барни еще не успел осушить, выпал из его дрогнувшей руки. По полу растеклась красная лужица, а снизу послышался грохот опрокидываемых стульев и бочонков. Бешено застучали сапоги, захлопали двери.
— Гарри… — хозяин трактира хотел было спрятать гостя в шкафу, но Генрих отвел его руку.
— Спасибо тебе за все, Барни.
Он в один прыжок взлетел на подоконник и распахнул окно. В лицо ударил сильный порыв ветра, и у Генриха захватило дух. Ему даже показалось, что небо потемнело, но отступать он не привык. Приноровившись и собрав силы, он прыгнул прямо на одного из черных рыцарей.
Прежде всего Генрих убедился, что слуги Равенны сами никакие не колдуны, а всего лишь люди в черных доспехах. Он легко выбил одного из седла, оглушил его и отнял меч. Второй замахнулся на Генриха, но получил удар в сердце и упал как подкошенный. Стрелу, выпущенную третьим рыцарем из арбалета, Генрих поймал пальцами. Его кожу ожгло от столь стремительного прикосновения, но черный рыцарь сполна заплатил за все. Генрих вонзил в его глаз его же стрелу.
Остальные шестеро были не такими дураками и начали наступать вместе. Тогда Генрих вскочил на одного из черных коней и воскликнул:
— Я — Гарри Английский! Единственный законный король и правитель Англии! Если хотите убить меня, сделайте это, потому что иначе ни вы, ни ваша госпожа не уйдете от расплаты!
Развернув коня, он пустился во весь опор. Как Генрих и ожидал, черные рыцари помчались за ним. Увести их от трактира и мирных жителей оказалось просто, гораздо сложнее теперь — не позволить врагам убить его. И, если конь под ним достаточно быстр, а дорога на восток свободна, к вечеру Генрих уже будет со своими людьми.
Надежда обманчива, но иногда только ей и стоит верить.

* Leroy — от французского «le roi» — король.

Глава четвертая. Зачарованный лес

Глава четвертая. Зачарованный лес

Все шло именно так, как надеялся Генрих. На восточной дороге ему не встретилось ни души, и у него еще никогда не было такого быстрого коня. Ни одна из стрел, которые выпускали в него враги, не достигла цели, а через четверть часа король почувствовал, что погоня отстала.
Местность вокруг менялась: реже попадались селения, чаще — обширные пустоши. Генрих десятки раз проделывал этот путь до замка герцога Хаммонда и обратно, и мог бы найти дорогу самой глухой ночью.
Но, когда Генриху оставалось только пересечь небольшой лес и подняться на холм, удача покинула короля. Его конь дико заржал и взвился на дыбы. Генрих попытался удержаться, однако поводья внезапно ожили в его руках, став гладкими и скользкими. «Змеи!» — пронеслось в его голове, прежде чем он упал на землю.
Конь умчался прочь, и было отчего. Посмотрев по сторонам, Генрих увидел, что его обступил густой лес. Словно заметив его взгляд, деревья на миг остановились, а потом продолжили надвигаться сами по себе, стремительно, заполняя собой пространство, как в кошмарном сне. Тьма сгущалась, подобно лесу, но страшно было не из-за нее, а из-за удушливого ощущения чего-то жуткого, непонятного, чему не было места в мире живых. И чем невозможнее это казалось, тем страшнее становилось.
Генрих неожиданно почувствовал, как закружилась голова и отяжелели веки. Он повалился на землю, взметнув клубы пыли. Захотелось остаться в этом лесу, просто уснуть и спать несколько суток, а, может, дольше. Прямо как после битвы с французами. Воспоминания молнией прошили сознание Генриха, и он поднялся. Король не был уверен в том, что ему удастся надолго сохранить ясность мысли, поэтому он пару раз ущипнул себя за руку и для верности залепил самому себе пару пощечин. Если он хочет выбраться отсюда, надо для начала узнать, где заканчивается этот колдовской лес. А в том, что он именно колдовской, Генрих не сомневался. Даже в состоянии, близком к обморочному, он не забывал о Равенне и о том, что она сделала с ним.
Одно из ближайших деревьев было достаточно высоким, и с его вершины можно было хорошо осмотреть окрестности. «Все деревья здесь заколдованы», — шепнул внутренний голос. Разумеется, так и было. Но выбор все равно был невелик. Решительно уцепившись за сук, Генрих полез вверх.
Он не любил промедления, и все же на войне ему часто приходилось проявлять предельную осмотрительность, учиться быть не только воином, но и политиком. Как же это помогло ему теперь! Он взбирался по ветвям с той же осторожностью, с какой обычно разрабатывал тактику боя. Передвигался, только будучи уверенным, что ветка не сломается, а сапог не соскользнет. Прислушивался к малейшему шороху, готовый в любой момент уловить треск и перебраться на более устойчивую ветку.
До вершины дерева оставалось совсем немного, когда рука Генриха схватилась не за сук, а за гигантский шип. На тот момент Генрих был готов почти ко всему, но только не к тому, что дерево превратится в стофутовую розу.
Он сорвался вниз и не смог сдержать крик — не столько от испуга, сколько от досады, что его усилия пропали даром. Потом была мысль о смерти, закономерно промелькнувшая в сознании Генриха, а следом — приземление. Не самое мягкое, но он совершенно точно был жив. Неужели это еще одно колдовство?
Ответ Генрих получил, как только поднялся. Его голова вдруг наполнилась голосами, сначала очень тихими и неразборчивыми, затем шепот стал громче, зазвучал на нескольких разных языках, а потом слился в один, прекрасно знакомый ему голос.
«Думаешь уйти от меня, король? Я знаю, куда ты направляешься, и знаю, чего ты хочешь. Но тебе со мной не справиться. Лучше сразу сдайся и покорись мне».
— Нет, Равенна, — Генрих не успел вздохнуть, как невидимая рука стиснула его горло. Он мог только сипеть. — Я не сдамся.
Рука отпустила его, и Генрих закашлялся. Он не сказал Равенне ничего, кроме правды, но чувствовал, что его ответ привел колдунью в ярость. Все только начиналось, и от осознания этого хотелось выть.
Путь наверх был закрыт, а это значило, что единственный выход — действовать наугад. И Генрих рискнул. Он пошел в глубь леса, ни минуты не сомневаясь, что Равенна наблюдает за ним. Он чувствовал ее взгляд и знал, что ее глаза холодны и бесстрастны.
Скоро Генрих понял, что единственные цвета в этом лесу — черный и серый. Черными были земля и древесные стволы, серыми — их ветви и клочки неба. Запахов не было вовсе, поэтому, когда слева потянуло трупным смрадом, Генрих отшатнулся и непроизвольно зажал нос пальцами.
«Как девчонка, в самом деле», — тут же устыдился он и решительно свернул с тропы. Хуже все равно не будет: мертвец не причинит вреда.
Мертвецов оказалось двое. Молодой человек и мужчина средних лет полулежали, прислонившись к дереву. На них были доспехи, из чего король заключил, что оба наверняка были рыцарями. Генрих подошел поближе. Так и есть: рыцари. Смерть еще не стерла с их лиц благородство черт и выражение спокойного достоинства. Не похоже было, чтобы покойники мучились перед смертью. Скорее, все выглядело так, будто они прилегли отдохнуть после очень тяжелого и долгого пути.
Холодок прошел по спине Генриха. Он неожиданно понял, какой опасности помогли ему избежать воспоминания о битве. Наверняка несчастных просто сморил зачарованный сон, который незаметно обернулся тихой смертью.
Король перекрестился. Нужно было идти дальше, но, если это только начало его злоключений, предосторожности не помешают. Он снял с молодого рыцаря облачение и надел на себя. Аккуратно разжал пальцы мертвеца, сжимавшие меч.
— Покойтесь с миром, славные воины, — произнес Генрих и снова осенил себя крестным знаменем.
Похоронить рыцарей он не решился: в этом лесу нельзя долго оставаться на одном месте. Нужно постоянно передвигаться, иначе — чары или смерть.
Но чары другого рода настигли его спустя некоторое время. Прямо из-под земли перед ним выросли черные тени ростом с человека. Они и напоминали людей, надевших черные плащи и низко надвинувших на глаза капюшоны. Вот только эти тени совершенно точно были бесплотными. Генрих был бы рад ошибиться. Если бы перед ним появились враги из плоти и крови, как те черные рыцари, он бы напал первым и, вероятно, победил бы, однако против этих он не мог сражаться. Они были сотканы из самой тьмы, как настоящие прислужники злой колдуньи.
У Генриха подкашивались ноги, он почти не чувствовал пальцев рук, но страх порой делает с людьми удивительные вещи. Молодой король вынул из ножен меч безымянного рыцаря и закричал:
— Ваша хозяйка прислала вас убить меня? Ну давайте, демоны! Посмотрим, на что вы способны!
В ответ раздался гулкий нездешний хохот, каким не смеются живые существа.
— Ты еще не понял, король? — заговорили они все разом. — Ты останешься здесь навечно. Не нам убивать тебя, мы лишь продлим твои муки.
Генрих с силой рубанул по ближайшей тени, и меч вполне ожидаемо прошел насквозь, не причинив врагу никакого вреда. Глупый поступок, король и сам это понимал. Всему виной страх и злость. И ненависть. Раньше он и вполовину так не любил Равенну, как сейчас ее же ненавидел.
А тени враз уменьшились, скукожились и превратились в огромный куст неведомых цветов, из которых столь же быстро потекла черная смола. Один из цветков раскрылся прямо перед носом Генриха. Брызнула колдовская смола, и на несколько секунд мир стал сплошь черным. Генрих спешно вытер лицо и без оглядки кинулся прочь. Беда была в том, что смоляной запах вызывал видения наяву. Генрих бежал и видел, как искажается пространство, как деревья двоятся и становятся чудовищами с высохшими руками. Земля под его ногами то полыхала огнем, то покрывалась льдом. И где-то наверху с поразительной скоростью, бывающей только во снах, день сменялся вечером, а вечер — ночью.
К тому времени, когда Генрих наконец остановился и пришел в себя, день на самом деле сменился вечером. Король тяжело вздохнул. Он провел в лесу полдня, но ощущал себя дряхлым стариком, который обречен вечно скитаться в неведомых землях.
Генрих прислонился спиной к дереву. Отчаяние — последнее, что он мог позволить себе чувствовать, однако его разум уже затуманивался и чувства могли стать его единственным якорем в мире живых. И только правда, отчетливая, ясная, каким давно уже не было его сознание, настойчиво билась в голове: «Если я сдамся, Равенна победит».
Король распахнул глаза и, повинуясь какому-то порыву, отпрянул от дерева. И вовремя — сверху послышался шорох, какой-то сип, хлопанье крыльев. Генрих поднял голову и впервые за время пребывания в зачарованном лесу увидел живое существо. Оно было не больше кошки, но чудовищным, с крыльями летучей мыши, когтями хищной птицы и человеческой головой с темными провалами вместо глаз. Чудовище издало пронзительный визг и метнулось к Генриху.
Он не устоял на ногах, но, падая, что было силы взмахнул мечом. К счастью, этого хватило, чтобы рассечь существо пополам.
— Так тебе, тварь!
Краем глаза Генрих уловил движение справа. Змея, которой обернулась ветвь дерева, с яростным шипением набросилась на короля. Он понимал, что, если не увернется, погибнет. Однако последние силы ушли на схватку с чудовищем, а теперь… по крайней мере, он умрет, глядя смерти в глаза.
Иногда помощь приходит оттуда, откуда ее не ждешь. Сверкнула сталь, более яркая и гораздо лучше начищенная, чем клинок в руке Генриха. Быстрые и точные удары изрубили змею в кровавые куски, и чары тотчас пали. Несколько секунд Генрих просто смотрел на поверженного врага, от которого не осталось ничего, кроме безжизненных сучьев. Потом поднял глаза на своего спасителя, который все еще держал наготове топор.
Это был высокий и крепкий мужчина, молодой, но его тяжелый взгляд из-под нахмуренных бровей выдавал опыт прожитых лет. Во всем облике незнакомца была какая-то небрежность — от забранных в неопрятный хвост темных волос до поношенного камзола, явно знававшем лучшие времена. Несколько свежих царапин краснели на неумытом лице мужчины, и Генрих принял бы незнакомца за обычного бродягу, если бы не ощущение опасности, которое исходило от него.
Но, так или иначе, этот человек был спасителем Генриха, а кроме того — единственным в этом лесу существом не магического происхождения. Откуда взялась уверенность в последнем, Генрих не знал. Просто чувствовал.
— Лес питается твоими страхами, — произнес незнакомец. У него был низкий голос, слишком настоящий и живой для колдовского создания. И Генрих окончательно воспрянул духом. Он встал и медленно, но уверенно подошел к незнакомцу.
— Я у тебя в долгу. Но, боюсь, я вынужден просить тебя еще раз помочь мне.
— Вывести тебя, так?
— Да. Сделаешь это — и проси любой награды.
— Мне не нужна награда, — ответ был чересчур резким. Незнакомец тоже это понял и досадливо сплюнул на землю. — Ты умирал, а я тебя спас. Вот и все. Как твое имя, кстати?
Генрих хотел снова назваться Лероем, но встретился взглядом с сумрачными стальными глазами и вдруг понял, насколько неуместна сейчас любая хитрость.
— Я король Генрих Пятый Английский.
Собеседник усмехнулся.
— Ну да, как же. Король исчез несколько месяцев назад. Разве что…
Генрих выразительно посмотрел на него.
— Ты же не хочешь сказать, что все это время…
— Нет. Сам не знаю, где я был, но надеюсь скоро вспомнить.
Незнакомец покачал головой, вынул из-за пазухи флягу и сделал из нее большой глоток. Брови Генриха сами собой поползли вверх.
— Ты собираешься пить здесь? Тут же колдовство повсюду.
— Не повсюду, — отозвался собеседник, закрывая флягу.
— Откуда знаешь?
— Я не впервые в этом лесу. В прошлый раз застрял на два дня, потом от морока черных цветов неделю отходил.
— Что тебе понадобилось в этом месте?
Незнакомец скрипнул зубами и снова сплюнул.
— Искал сестру, — бросил он.
Генрих все понял. Он решительно отобрал у собеседника флягу и вылил оставшуюся в ней жидкость на землю.
— Ты не заглушишь скорбь пьянством.
К удивлению Генриха, его спаситель нисколько не возмутился. Только недоверчиво прищурился и еще больше сдвинул брови.
— Как тебя зовут?
— Зови меня Охотником.
Генрих без раздумий протянул ему руку. Охотник на секунду замешкался, но, по-видимому, тоже счел сомнения излишними. Он уверенно, хоть и немного неловко, пожал руку Генриха.
— Если ты действительно наш король, тебе сейчас нужно быть в совершенно другом месте. Герцог Хаммонд и его люди собирают ополчение. Я проведу тебя к ним.
— А если колдунья отправила меня их убить?
Собеседник осклабился.
— Тогда я убью тебя раньше.
Король улыбнулся. История с Равенной должна была научить его не доверять случайным незнакомцам, но откуда-то взялась уверенность в том, что встреча с Охотником не была случайностью. И еще — что это знакомство изменит их обоих.

Глава пятая. Вместе и порознь

Глава пятая. Вместе и порознь

— Если бы я знал, во что вляпаюсь, я никогда бы тебя не спас! — выпалил Эрик. — Сначала оборотни, потом летучие мыши! Теперь вот это!
«Этим» был громадный двурогий тролль — очередная тварь, подосланная королевой. Вдвоем справляться с чудовищами было легче, однако последнее нападение всерьез разозлило и без того неспокойного Охотника.
— Ты боишься? — прямо спросил Генрих, очищая меч от крови тролля.
Эрик не ответил, но этого и не потребовалось: король был проницательным человеком.
— Я тоже, — сказал Генрих после паузы. — Я не буду винить тебя, если ты уйдешь.
— Сказал же: проведу к Хаммонду.
— Разумеется, ты ведь человек чести. Но потом можешь уйти.
Потом, значит. Конечно, Эрик так и сделает. После гибели сестры ему не хватало только впутаться в колдовские разборки.
— Если доживу. Королева не оставит попыток убить нас.
— Она тысячу раз могла нас убить, но не сделала этого.
Эрик не сдержал нервного смешка.
— То-то у нас легкий путь!
— Я не о том, — отозвался Генрих очень серьезно. — Все эти чудовища посланы запугать нас, ранить или заставить сдаться. Для убийства Равенна отправила бы десять оборотней, а не двоих, но этого не произошло.
— То есть, она не смерти нашей хочет?
— Смерти. Но не такой.
Эрик сощурил глаза. Наверное, король лучше знает свою жену, и все же…
— Ты как будто совсем не сомневаешься.
На этот раз спутник молчал долго. Охотник нарочно позволил ему уйти вперед: пусть немного побудет один, раз ему так нужно.
Генрих первым повернулся к Эрику, дождался, пока тот подойдет, и наконец ответил:
— Я еще многого не понимаю, но чувствую необъяснимую связь с Равенной. Иногда я ощущаю на себе ее взгляд, иногда знаю, о чем она думает. Сейчас королева не хочет нас убивать. Она нас испытывает. Умрем — значит, мы были слабы и никогда не стоили ее внимания. Выберемся живыми — и сможем рассчитывать на войну. — Генрих перевел дух и устало закончил. — Наверное, способность читать мысли королевы — это единственные чары, за которые я готов благодарить ее.
— Ясно, — Охотник вскинул голову. — Эта связь поможет тебе победить.
Но спутник мотнул головой и грустно улыбнулся.
— Рано думать о победе. Идем.
***
Самый темный час — перед рассветом, и именно в это время путники, миновав заколдованный лес, приблизились к главному тракту, ведущему на восток.
— Я знаю эти места, — Охотник окинул взглядом равнину. — Черные рыцари проезжают здесь с частотой ночной стражи и убивают одиноких путников.
— Что ж, хорошо, что нас двое.
— Да, и, кажется, у меня есть план.
«Безумный план, который грозит нам обоим смертью», — хотел добавить Эрик, но передумал. Все равно по сравнению с чудовищами заколдованного леса рыцари королевы были очень слабыми противниками.
Ждать долго не потребовалось. Эрик и Генрих не прошли и двух миль, как впереди раздался цокот копыт и более звонкое бряцание оружия.
— Шестеро, — сообщил Охотник. — Нападаем сразу. Мои справа, твои слева. Просто рубим и не задерживаемся. У нас мало времени.
Эрик заметил усмешку на лице Генриха, которую тот не успел спрятать за серьезным видом. Но король ничего не сказал, и Охотник тоже предпочел промолчать.
Схватка была короткой — возможно, даже слишком. Эрик давно не испытывал такого азарта и не прочь был еще помахать топором. Какой уж азарт от трактирных драк после попойки? То ли дело настоящая битва, когда глаза горят, а сталь искрит и ударяется о сталь.
В каком-то пьяном запале он размахнулся и со всей силы рубанул противника. Топор отсек черному рыцарю руку, струями полилась алая кровь, но это еще больше разъярило Эрика. Он с размаху впечатал топор в грудь второго врага, крутнулся и чуть было не врезался в третьего. Короткий клинок блеснул в левой руке рыцаря, и Охотник зашипел. Он никогда не любил врагов с оружием в обеих руках. Главным образом, потому что всегда им проигрывал.
Рыцарь вдруг как-то неловко осел, а затем повалился на землю. Охотник перевел взгляд на своего спутника, так вовремя оказавшегося рядом. Генрих тяжело дышал, его меч был по рукоять в крови, но, несмотря на это, король мрачно улыбнулся и сказал:
— Можно считать это началом войны.
Эрик посмотрел вокруг. Рыцари лежали в крови, поверженные им и Генрихом, а черные кони топтались неподалеку, фыркая от запахов сражения.
— Теперь мы уж точно не пойдем пешком, — произнес Охотник, ухмыльнувшись. — Удивим герцога на полдня раньше.
— К обеду поспеем, — отозвался король и оседлал коня.
***
За день знакомства Эрик успел увидеть Генриха разным — жертвой колдовства, хладнокровным бойцом, надежным спутником. Но он никогда не видел в Генрихе короля — не видел или не замечал, или это просто было не важно. До тех пор, пока они не прибыли в замок.
Двор был переполнен. Простые слуги, солдаты, высшая знать — все они вышли навстречу человеку, который назвался их королем. От такого количества народа зарябило в глазах, и Охотник на несколько секунд прикрыл их пальцами. А, открыв, обнаружил, что толпа расступилась.
Вперед вышел худощавый человек с ранней сединой в длинных, до плеч, волосах. Родовой герб был вышит на его богатом облачении, которое придавало своему владельцу внушительный вид. И все же этот человек выглядел усталым. Он не был стариком, однако его лицо было испещрено морщинами. «Что-то сгубило его, быстро и недавно», — подумалось Охотнику.
— Ваша светлость, — донесся справа голос Генриха. — Простите, что заставил вас ждать.
Король спешился и поклонился герцогу Хаммонду.
— Это великое счастье — видеть вас живым, ваше величество.
Искренность герцога была видна сразу. Он едва сдерживался, чтобы не заключить Генриха в объятия, но осознание, что перед ним его господин, пересилило. Похоже, Генрих сам прекрасно понимал чувства своего друга и соратника. Он улыбнулся настолько непринужденно, насколько это было возможно, и ободряюще похлопал герцога по плечу.
— Ваше величество, где вы пропадали?
— Да, — еще один дворянин вышел вперед, — что с вами произошло? Мы думали, королева вас убила.
— Ваше величество, расскажите…
Генрих успокаивающе поднял руку, и Охотник с каким-то необъяснимым трепетом увидел, что толпа затихает, а гул и шепот улетучиваются как дым. Один-единственный жест Генриха заставил все это множество людей замолчать. В этот момент Эрик понял: того, кто обладает такой властью, нельзя называть просто по имени — только «Ваше величество» или «Мой король», не иначе.
— Первое и самое важное, — сказал его величество, когда толпа затихла, — я не был один. Мне помогали. Сначала — хозяин трактира «Кабанья голова», а потом мне спас жизнь этот человек, и не однажды.
Король Генрих указал рукой на Охотника, но его уже не было рядом. Он растворился в толпе, уйдя так же, как и появился, — быстро и внезапно.

Глава шестая. Сомнения

Глава шестая. Сомнения

С чего Генрих взял, что все в замке будут ему рады? Сплоченность его людей перед лицом опасности не значила, что они одинаково мыслят. Раньше у короля не было времени задуматься об этом, потом просто стало не до того: герцог Хаммонд отвел его в гостевые покои и перепоручил слугам, которые с живой сноровкой вымыли и переодели Генриха. И только когда он спустился в зал и принял из рук герцога Эксетера корону, Генрих внимательно обвел глазами присутствующих. Уже не как усталый путник, а как король. В этот-то момент он заметил хмурый взгляд графа Ричарда Уорика и понял, что не для всех здесь является желанным гостем.
Это обеспокоило Генриха, однако он не мог позволить себе сомневаться в подданных, которые предпочли стать изгнанниками, чем служить Равенне. Уже за этот выбор король был им признателен.
— Что с вами, граф Уорик? Вы не поприветствуете старого друга?
Но граф швырнул ему его любезность в лицо со словами:
— Думаешь, корона дает власть, щенок? Где ты был, когда мой сын погибал ради тебя? Где ты был, когда рыцари королевы грабили и убивали наших людей? Где был, когда ее чудовища наводили страх на всю страну? Они и сейчас это делают, с новыми силами, а ты спрашиваешь, что со мной?
Впервые Генрих видел своего приближенного в таком состоянии. Граф Ричард был готов убить его и, наверное, попытался бы, но его удержали от этого безумия. Кто — Генрих не запомнил. Он неотрывно смотрел на взбешенного соратника и друга, в глаза, в которых застыли гнев, отчаяние и вызов. То есть, те самые чувства, когда человеку нечего терять.
— Вы ищете смерти, граф Уорик? Она придет, но в свое время. А пока я прощаю ваши необдуманные слова.
Граф дернулся перебить его, но король со значением закончил:
— Я буду прощать вас снова и снова, до тех пор, пока вы верно служите мне. Ступайте.
Вслед за графом ушли еще несколько вельмож, остальных король отпустил сам, попросив задержаться лишь герцога Эксетера. Звук закрываемых дверей тяжестью отозвался в сердце Генриха. На плохо слушающихся ногах он приблизился к креслу у дальней стены, которое поставили в качестве трона. Снова вспомнились война, походная жизнь и массивное кресло во главе стола. Вот только… как долго законный король еще не сможет занять свое место на настоящем троне?
— Считаете, мне следовало наказать его? — спросил Генрих, сев в кресло.
— Нет, вы поступили правильно, ваше величество. Граф Уорик немного не в себе с тех пор, как погиб его сын.
— Когда это случилось?
— В ночь вашего исчезновения. Черные рыцари проникли в город и стали убивать всех, кто был способен держать в руках оружие. Они даже детей не пощадили. Молодой Уорик пытался остановить рыцарей и был обезглавлен.
Генрих шумно выдохнул. Если бы он мог повернуть время вспять, он бы сразу при встрече снес Равенне голову.
— Что было дальше? — спросил он упавшим голосом.
Герцог Эксетер молча подошел к королю и тихо, чтобы не услышала стража, ответил:
— Нет, племянник. Сначала вы расскажете, что произошло, и где вы были.
Генрих так мучил себя догадками, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Еще скитаясь по зачарованному лесу, он вдруг надолго задумывался и прикрывал глаза, сосредотачивался на последних воспоминаниях — и не мог вспомнить ничего, хотя бы проблесками. И сейчас короля прорвало. Все чувства, все сомнения и беспокойные мысли наконец вырвались. Он говорил, не переставая, временами чуть не переходил на крик, но это было столь правильно и естественно в этот момент, что герцог не прерывал его. Достаточно было стоять, смотреть и слушать. Мозг, в последние месяцы напряженный до предела, сам выхватывал нужные сведения, которые могли пригодиться в дальнейшем противостоянии.
— Я готов поверить во что угодно, даже в то, что я был в каком-то ином мире. Но мы не должны сдаваться Равенне только потому, что не обладаем ее магией, — Генрих опустил руки на подлокотники и обессилено закрыл глаза.
— У нас нет армии, — негромко проговорил герцог. — Со дня на день подойдут Золотые Рыцари, но их мало. Вряд ли наберется больше тысячи.
— Что вы предлагаете?
Эксетер подошел к королю. Руки дяди решительно легли на плечи племянника.
— Не принимайте поспешных решений. Мы не можем просто так войти в Лондон: там повсюду люди королевы. Надо выманить черных рыцарей, навязать им открытый бой, но в нескольких местах.
Генрих нервно дернул губой.
— Бой с перевесом один к десяти? Кто у меня останется после этого? — и посмотрел так, что герцог засомневался, говорить ли правду. И все же… Разве не в этом он поклялся, едва его племянник взошел на престол?
— У вас есть люди, верные вам до конца и готовые отдать за вас жизнь. Такая преданность стоит дороже, чем слепое подчинение черных рыцарей своей королеве.
Генрих вскинул голову. Верность? Готовность спасти жизнь? Звучало очень знакомо.
— Я пройдусь и все обдумаю, — король встал с кресла и несколько преувеличенно бодро, как показалось Эксетеру, покинул зал.
Огромный двор замка, изначально правильной формы, петлял и извивался, сплошь застроенный всем, чем только может быть застроен небольшой город. Тут располагался рынок, который соседствовал с пивными заведениями, конюшнями и жилыми помещениями. Из мясной лавки слышался мерный стук тесака, по другую сторону дороги на покосившемся стуле сидел сапожник и чинил обувь, что-то ворча себе под нос. Чуть поодаль высокий и тощий, как жердь, торговец пряностями зазывал покупателей в лавку. Повсюду сновали дети разных возрастов. Одного мальчишку, погнавшегося за упитанной рыжей кошкой, Генрих узнал: это был его паж, племянник герцога Йорка. Король помнил, что раньше этот мальчик и слышать не хотел о детях из простых семей. Теперь же он бегал с ними наперегонки и что-то громко кричал.
Этот замок — последний оплот прежней Англии — стал домом для них всех: для знатных и простых, для рыцарей и наемников, для торговцев и слуг. Каждый это понимал, но постоянно жить в страхе и тревоге уже не хватало сил, поэтому здесь правили шум и суета. Разбои по всей стране, разруха, страшная участь невинных, которым не повезло спрятаться в замке герцога Хаммонда, — все это осталось там, за надежно запертыми воротами, каменными стенами и мостом через реку, в это время, естественно, поднятым.
Генрих завернул за угол и оказался в двух шагах от трактира «У Полли». Ноги сами повели его туда, внутрь, где от смешанных запахов даже у самого стойкого человека начинала кружиться голова. Пить и кутить, забывая обо всем, король был не готов, однако он и не за этим шел. Его глаза заскользили по посетителям и вскоре нашли того, кто был нужен Генриху.
Охотник сидел за самым дальним столом, угрюмо уставившись в одну точку перед собой. Почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову, и захмелевший взгляд немного прояснился. Не дожидаясь приглашения, Генрих широкими шагами пересек зал и опустился на скамью напротив Охотника.
— Ты, как всегда, выбрал не лучшее время, чтобы пить, — сказал король, поморщившись от количества кружек на столе.
Собеседник медленно разомкнул губы.
— Вы бы хотели, чтобы я остался в замке? Мне там не место, ваше величество.
Генрих аж привстал от удивления.
— Мы спасали жизнь друг друга и вместе сражались против нечистой силы. Какое я тебе «величество»?
— Зачем ты пришел? — зло бросил Охотник.
— За тобой.
Охотник беззвучно рассмеялся невеселым, мрачным смехом отчаявшегося человека.
— Я сдержал слово, хоть уже тогда был по горло сыт колдовством. Не требуй большего, это не по-королевски.
— Тебе не выжить в одиночку. Но ты ведь и так это знаешь, правда? Поэтому хочешь уйти и нарваться на смерть за ближайшим поворотом.
— Не твое дело! — он вскочил, едва не опрокинув стол. Кружки, правда, все равно покатились и разбились одна за другой. Генрих сосредоточенно смотрел на собеседника, а в ушах так и звенело от хаотичных ударов черепков о пол.
Король кивком приказал подбежавшему слуге отойти прочь. После уберут, а пока любой посторонний — лишний при этом разговоре.
— Сядь, — и такому тону Охотник не решился возразить.
Они молча сидели друг против друга. Ничего не происходило — и происходило все. В глазах Генриха и Охотника постепенно таяло раздражение, в мыслях исчезали причины для споров.
— То, как ты сражаешься, — удивительно, — сказал король после паузы. — Ты дикий и опасный, но умеешь управлять своей яростью. Из простых, однако тебе словно на роду написано быть предводителем и вести за собой. Родись ты дворянином — давно стал бы полководцем. Но еще не поздно, — Генрих впервые за несколько дней улыбнулся открыто и искренне. — Я назначаю тебя капитаном королевских мечников.
«Мне нужны такие люди, как ты», — читалось в его взгляде. И снова Охотник не возразил ничего, а ведь мог бы. Но не посмел, потому что рядом сидел человек, за которого он без колебания сложит голову. Это Охотник понял так же ясно, как и то, что его жизнь никогда не будет прежней.
— Помнишь, ты сказал, что война началась? — спросил он и провел рукой по лицу, отгоняя последние сомнения. — Ты должен закончить то, что начал.
— Почему… Почему ты говоришь это?
— Потому что ты прав. Пока ты борешься за правое дело, я тебя не оставлю. И еще: меня зовут Эрик Хант.

Глава седьмая. Золотой Рыцарь

Глава седьмая. Золотой Рыцарь

Издали мишень напоминала черно-белый водоворот. Она приковывала внимание, глаза так и жаждали сосредоточиться на темном круге в середине, а руки сами тянулись к луку и колчану на стене.
Генрих замедлил шаги, борясь с собой. На сегодня тренировок уже было достаточно, о чем каждую секунду напоминала ноющая боль в мышцах. Но тишина, стоящая в огромном зале, угнетала. Ее хотелось разбавить, всколыхнуть, оживить. Так почему бы не свистом стрел?
Когда пальцы Генриха коснулись белого оперения, он улыбнулся уголком губ. Стрельба нравилась королю гораздо больше, чем сражения на мечах, но в бою мечнику проще быть в первых рядах, а именно этого Генрих всегда хотел. Подавать пример своим воинам, быть защитником простых людей и опорой для всего королевства.
И что теперь? Почти все его воины истреблены, у простых людей нет ни надежды, ни веры, а королевство на грани разорения.
Стрела вонзилась в трех дюймах от середины мишени и слегка закачалась из стороны в сторону. Генрих резко, почти яростно, выхватил другую стрелу и прицелился. Отпустил — и боль, острая, пронзительная, взорвала плечо. Надо было остановиться, тем более что этот выстрел тоже оказался неудачным. Но непонятная, удушливая злоба — на Равенну ли, на ее рыцарей или на самого себя за то, что не смог предотвратить катастрофу, — душила, лишая даже способности трезво мыслить. Оставалось только действовать, заниматься хоть чем-то, чтобы не закричать и не сорваться. Поэтому Генрих делал единственное, на что у него хватало сил.
«Стреляй», — шептал голос внутри. И король повиновался, вонзая свою ярость и опустошенность души в мишень, которая воплотила в себе все, что он ненавидел.
«Стреляй», — повторил кто-то другой, чей голос прозвучал громче и намного более властно.
Король словно очнулся. Часто-часто заморгал, посмотрел сначала прямо перед собой, потом на руку. Его стрела все еще лежала на тетиве, а точно по центру, в самой середине мишени, подрагивала стрела с золотым оперением.
Генрих обернулся. К нему уверенно приближалась высокая молодая женщина, одетая очень просто и по-мужски. Он бы вообще принял ее за странника или охотника, если бы не слишком мягкие для юноши черты лица и густая копна длинных волос.
— Неудивительно, что вы не можете победить, — сказала женщина, озадаченно покачав головой. Генрих решил, что незнакомка имеет в виду его стрельбу, и приготовился краснеть, но она продолжила:
— Вы и не победите, пока вас окружает такая сильная черная магия.
— И здесь тоже? — Генрих насторожился.
— Особенно здесь. Ваше величество, это же единственное место в Англии, которое королева еще не прибрала к рукам. Она попытается зачаровать здесь всех, до кого сможет дотянуться. Это ведь ее голос шептал «Стреляй», верно?
— Да. Кажется…
— Бессильная злоба порождает хаос в мыслях. Колдунья знает это и хочет сбить вас с толку. Не поддавайтесь.
— Благодарю, миледи, — и все-таки Генрих покраснел, ощутив себя юнцом перед женщиной, которая явно разбиралась в магии лучше него.
— Я Изабелла Хашбагунд из ордена Золотых Рыцарей, — представилась она и отрывисто наклонила голову. — Мы прибыли сегодня в три часа пополудни.
Генрих сдвинул брови.
— Почему мне никто не сказал?
— Полагаю, потому что вы были заняты, ваше величество.
— Это так. Я тренировался со своими людьми, а потом пришел сюда и, похоже, попал под чары Равенны.
Женщина откинула спадавший на глаз темный локон и со значением сказала:
— Старайтесь не оставаться в одиночестве. Когда вы один, вы не представляете угрозы.
И, нарушая правила, первая протянула ему руку. Но Генрих понял: он, конечно, король, однако верные друзья ему стократ нужнее, чем слуги или подчиненные.
— Добро пожаловать, леди Изабелла.
Ее ладонь была прохладной, и прикосновение мигом успокоило разгоряченную кожу короля, а одуряющий туман в его голове наконец-то рассеялся. Генрих снова почувствовал себя живым.
Весь следующий день он провел во внутреннем дворе замка, где герцоги Хаммонд и Эксетер устроили турнир. Генрих одобрил эту идею. Турнир был даже необходим, чтобы, с одной стороны, ободрить отчаявшихся, с другой — подготовиться к грядущим битвам.
И они готовились — скрежетали мечи, высекая искры и заполняя пространство двора нестройным звоном; пели свою монотонную песню булавы; с протяжным шелестом вонзались в мишени стрелы; трещали и ломались копья, после чего их заменяли новые. Все это сопровождалось криками толпы, улюлюканьем, пронзительным гиканьем. Голоса перекрывали один другой, и к середине дня шум только усилился: турнир не хуже какого-нибудь праздника привлекал всех, в том числе женщин и детей.
Солнце почти закатилось, когда турнир подошел к концу. Младший брат графа Уорика вырвал победу у лучшего копейщика Золотых Рыцарей, и это вызвало у графа Ричарда легкую, неуверенную, но все же улыбку. Генрих улыбнулся тоже: если еще существует что-то, что может порадовать его друга, — значит, не все потеряно.
В бое на булавах победил рослый и сильный юноша-наемник, случайно примкнувший к отряду герцога Хаммонда. Теперь юношу поздравляли его новые товарищи, он выглядел настоящим героем, а, может, и на самом деле им был.
На фоне всеобщего веселья слишком темной тенью промелькнула недовольная гримаса герцога Эксетера. Генрих заметил это и тут же склонился к дяде.
— Уильям Черная Смерть, наш победитель, — пояснил герцог. — Он неизвестно как появился среди нас, но уже убил несколько десятков черных рыцарей. И однако…
— Однако?
— Мы почти ничего о нем не знаем. Только то, что он сирота и ему шестнадцать лет.
Генрих прищурился.
— Он выглядит старше.
— Старше и опаснее многих своих сверстников. Мне он не нравится, но он пока ни разу не подвел нас, и я… сомневаюсь.
Нечасто от мудрого, собранного, уверенного Эксетера можно было услышать, что он сомневается, и одно это изумляло.
— Присматривайте за ним, дядя, — решил Генрих, снова кинув взгляд на Уильяма. — Но помните, что он не один такой среди нас. Мы мало о них знаем, они оказались здесь почти случайно, и все-таки мы не можем подозревать всех.
Словно в ответ на слова короля, в центр турнирного поля вышел Охотник — победитель среди мечников. Толпа ревела, выкрикивая то «Охотник», то «Эрик», а сам он настолько не походил на себя прежнего, насколько это вообще было возможно. Разве кто-нибудь узнал бы в этом герое пьяницу и дебошира, который норовил поскорее свести счеты с жизнью? Сейчас Охотник казался богом войны, мрачно и с каким-то темным торжеством взирающим на людей.
Перед глазами Генриха мелькнул яркий отсвет, как будто солнце неожиданно вышло из-за горизонта. Но стоило моргнуть — и странное видение исчезло, оставив лишь необыкновенно щемящее чувство на тонкой грани боли, тоски и восторга.
А затем поле снова потонуло в шуме голосов. Среди лучников победу одержал один из Золотых Рыцарей, что было вполне ожидаемо. Никто не мог сравниться в стрельбе с этими отборными воинами, чей орден был основан еще при Вильгельме Завоевателе.
На победителе было парадное облачение. Узоры из позолоченных нитей сверкали на одежде даже без солнечного света, золотой плащ слегка колыхался на ветру, и каштановые волосы, немного растрепанные, ниспадали на спину.
— Изабелла Хашбагунд, — вполголоса произнес Генрих, усмехнувшись. — Почему-то я не удивлен.
Женщина поклонилась сначала толпе, потом лично Генриху. Дальнейшее же никто не успел осознать.
Леди Изабелла вдруг подалась в сторону, выхватила лук и, почти не целясь, выпустила стрелу. Свист над самым ухом неприятно резанул слух Генриха. Обернувшись, король увидел, как позади него, в пяти шагах, упал человек. Рука все еще сжимала кинжал, на лице застыло выражение боли, удивления и злобы, но он уже никому не мог причинить вреда.
— Шпион королевы, — поморщился герцог Эксетер, вынимая стрелу из груди мертвеца.
— Странные методы для колдуньи, — отозвался Генрих.
— Она ведет войну и будет использовать любые средства. Кроме того…
Эксетеру помешали договорить. Подбежал взволнованный слуга и запинающимся голосом сообщил, что герцог Йорк прибыл со своими людьми из Франции и хочет немедленно видеть короля.
Турнир, народ, победители — все было забыто. Генрих поспешил в главный зал замка и только там понял, почему слуга был настолько взволнован. Герцог Йорк, покачиваясь, подошел Генриху и почти рухнул перед ним на колени. Правый рукав камзола герцога свободно висел, скрывая пустоту там, где должна была быть рука, некогда красивое лицо пересекали глубокие шрамы. Но больше всего Генриха ужаснуло то, что у сорокалетнего мужчины была абсолютно седая, словно запорошенная нетающим снегом, голова.
— Ваше величество, — сиплым голосом произнес герцог Йорк, — нас наголову разбили. Мы потеряли Францию.